– Если хотите, я могу держать вас в курсе дела. Звонить вам время от времени и сообщать, как продвигается расследование.
– Хорошо, – сказал Честер с сомнением в голосе, будто не был до конца уверен, что все действительно хорошо. Инфанте чувствовал себя парнем, который уговаривает выпить знакомого, давно поклявшегося с этим завязать, но до сих пор не сильно преуспевшего в этом. Ему стоило оставить старика в покое. Он подумал, что Уиллоуби будет рад снова взяться за расследование старого дела, но тот смотрел в окно и с любопытством изучал небо. Казалось, сейчас его больше волновала погода, чем давно пропавшие сестры.
– Хизер…
– Что, Кэй?
Лицо Хизер просветлело, как только она услышала свое имя. Это означало, что она снова дома. Зачем она так долго пряталась? Где же она могла быть, что могло с ней такого случиться, почему она столько лет не хотела – или, быть может, не могла – признавать своего имени?
– Как бы мне ни хотелось оставить тебя в покое, нам нужно кое-что прояснить. Я имею в виду оплату твоего лечения, страховку… – стала объяснять Салливан.
– Страховка у меня есть. Правда. Так что можешь не переживать, лечение будет оплачено. Вот только я пока не могу сказать тебе номер счета…
– Конечно, я понимаю, – кивнула Кэй. Она так часто произносила эти слова, что они ей уже приелись. «Конечно, я все понимаю», – многие так говорят, но лишь в редких случаях это оказывается правдой. – Честно говоря, я ничего не понимаю, Хизер. Что бы ни произошло, ты ведь здесь жертва в любом случае. Неужели ты боишься? От кого ты пытаешься спрятаться? Возможно, тебе стоит поговорить со специалистом из психиатрического отделения, с кем-то, у кого есть опыт работы с посттравматическими расстройствами.
– Я уже говорила с каким-то странным коротышкой. – Пациентка скорчила гримасу.
Кэй не могла не согласиться с таким определением Шумайера.
– Он только провел базовый психотест, – заметила она. – Но если ты вдруг захочешь… поговорить с ним о чем-то другом, я могу это устроить.
Хизер усмехнулась:
– Знаешь, иногда у меня создается впечатление, что ты тут главврач, а остальные доктора делают все, как ты скажешь.
– Нет, почему же? Просто я уже так давно здесь работаю, почти двадцать лет, и у меня много знакомых в разных отделениях… – Кэй запнулась, как будто ее только что обвинили во лжи или как минимум в хвастовстве. Психологический тест подтвердил, что Хизер полностью в здравом уме, хоть и не особо заинтересована в общении с людьми. Тем не менее соцработница только сейчас поняла, что она была очень внимательной и подмечала все мелкие детали. «Странный коротышка», – отозвалась пациентка о Шумайере. А теперь вот и это: «Иногда у меня создается впечатление, что ты тут главврач». Она подмечала все детали и тут же использовала их против людей.
Неожиданно в палату вошла Глория Бустаманте. Выглядела она, как всегда, ужасно, но глаза ее сияли, а взгляд был преисполнен уверенности.
– О чем это мы тут беседуем? – желчно спросила она, усаживаясь на единственный в палате стул.
– Об оплате лечения… – ответила Салливан.
– Кэй рассказывает о себе, – перебила ее Хизер.
– Любопытная тема. Это я про оплату, не про Кэй. Хотя и Кэй по-своему любопытна. – Неужели в голосе адвоката слышалась похоть? Правду ли говорили люди о ее сексуальной ориентации или же эти слухи были столь же беспочвенны, как и все то, что говорили о Кэй за ее спиной?
– Я ударилась головой, – надувшись, сказала Хизер и снова стала похожа на ребенка. – У меня сломана рука. Почему я не могу остаться в больнице?
Глория покачала головой:
– Милая, да они тут могут и голову тебе ампутировать, если только захотят выжить тебя с этой роскошной койки, за которую, между прочим, выставляют такой счет, будто это номер в «Ритц-Карлтон». И чем дольше ты отказываешься назвать нам номер своего страхового счета, тем отчаяннее руководство больницы хочет от тебя избавиться.
– Неимущие пациенты означают большие расходы, – добавила Кэй, отметив про себя, что ее голос звучит очень педантично. – По сути Хизер только зря занимает здесь место. При обычных обстоятельствах такого пациента, как она, могли бы продержать здесь всю ночь, чтобы обследовать травму головы, но оставлять ее здесь дольше нет никакого смысла. Осталось только решить некоторые вопросы.
– Время – деньги, – заметила Бустаманте. – Как для больницы, так и для меня. Единственный человек, кого в данный момент не беспокоят вопросы оплаты, – это детектив Кевин Инфанте. Он сообщил мне сегодня утром, что Хизер вынуждена оставаться под наблюдением в Балтиморе. Очевидно, прокурор штата все равно считает, что ты должна сидеть в тюрьме, пока они во всем не разберутся.
Пациентка подскочила в постели и тут же поморщилась от боли.
– Я не могу… нет, только не в тюрьму! Я же умру! Я там точно умру.
– Не бойся, – заверила ее Глория. – Я попыталась убедить полицию, что будет глупо с их стороны сажать за решетку одну из пропавших сестер Бетани. Это вызовет глубокий резонанс в обществе.
– Но зачем? Мне не нужна огласка.
– Я это знаю. И ты это знаешь, – адвокат покосилась на Салливан, – а теперь и она это тоже знает, и неважно, хорошо это или плохо. Надеюсь, ты не станешь бегать и разбалтывать об этом на каждом углу, Кэй. Я приехала сюда по твоей просьбе, так что ты у меня в большом долгу.
– Я бы никогда… – запротестовала соцработница.
Но Глория продолжила говорить, не обращая на нее никакого внимания. Интересно, если бы она прошла психотест, что бы он выявил?